Шеновой человечности стало немного стыдно за те мысли, в которых он скупо подсчитывал баллы, размышляя, каким будет штраф, если их здесь бросить. Неужели он на полном серьезе свел человеческие жизни к простым числам? Когда это стало приемлемым для него?

Если не убиваешь лично, то все в порядке, Шен?

Я не обязан спасать всех и каждого.

Нет, не обязан. Но это и отличает человека от зверья.

Шен прикрыл глаза. «Я просто устал. Я устал и… я боюсь. Я боюсь за тех, кто рядом, боюсь, что в любой момент случится то, с чем мы не сможем справиться. У меня просто нет времени беспокоиться еще и о посторонних».

«Какая… удобная позиция».

Разве не это он недавно сказал Еру? Удобная позиция.

И в самом деле удобная. И он может найти с десяток причин, отчего ему не нужно беспокоиться об этих чужих ему, алчных, усталых и раздражающих людях. И никто не посмеет сказать, что он не был прав.

Почему же он чувствует, что лишается чего-то значимого, думая таким образом? Это что-то внутри него, и никто не пострадает, если он этого лишится.

Никто не одернет и не осудит. «Своя рубаха ближе к телу». Каждый это понимает.

Но Шен только сейчас осознал, что с ним произошли перемены. Эмоции не играли столь ярко. Но не потому, что он лучше их контролировал. Просто и радость, и печаль, и даже сопереживание было приглушено чем-то. Это «что-то»… вонзилось в грудь, обострило видимость окружающего пространства, и вместе с тем приглушило все переживания. Как с кровью тело покидает жизнь, так из этой духовной раны смолой сочилась застарелая, запертая глубоко внутри, как сгусток гноя, боль. Он думал, что ее нет. Думал, что справился с этим. У него не было причин вспоминать об этом.

Но Ал тогда ударил точно в старую рану. Не физически. Но его слова всколыхнули переживания, которые он хотел бы навсегда оставить в прошлом. Но внезапно для самого себя он оказался ранен сильнее, чем сам осознал. И даже теперь, после того как они с Алом помирились, рана все еще постепенно извергала из себя застарелый гной, пеленой ложащийся на всю окружающую Шена реальность.

Эта девушка, эти люди помогли ему осознать, что с ним не все в порядке.

Но, может, он ошибается? У него ведь есть… право… не брать в расчет их жизни?

Шен повернулся к Муану и спросил:

«Скажи, мое поведение в последнее время не казалось тебе странным?»

«Кроме недавнего поцелуя?» — хохотнул Муан, но, увидев отчаянную серьезность во взгляде Шена, чуть задумавшись, ответил:

«Да, казалось. Мне казалось, ты смеешься преувеличенно громко. Словно за твоим смехом что-то еще. Ты об этом?»

«Вот как… — Услышав ответ, Шен отвернулся и возвел глаза к высоким дверям. Взгляд заскользил по переплетенью узоров и иероглифов. — Я и сам не заметил».

«Объяснишь?» — помолчав, уточнил Муан.

«Не думаю, что это возможно объяснить… Прозвучало бы глупо».

«А ты попробуй».

Пока они говорили мысленно, Лев занялся выяснением подробностей у Сун Ло. Ал пошел к дверям, и люди, мимо которых он проходил, держа пламя на ладони, провожали его благоговейными взглядами. Шен уперся взглядом в золотистую макушку.

«Ты поверишь, если я скажу, что это из-за него?»

Муан проследил за его взглядом.

«Из-за твоего ученика?» — удивленно-настороженно уточнил он.

Шен мотнул головой:

«Он мне больше не ученик».

В его словах Муан уловил оттенок сожаления и подумал о том, что, как бы Шен ни пытался сделать вид, что его устраивает просто дружба с Алом, на деле то, как все вышло между ними и то, как он сам сдался, сложив свои полномочия учителя, все еще гнетет его.

Глупый, он так стремился стать для них с Аннис хорошим учителем, но за все это время ему так никто и не сказал, что он хорошо постарался.

«Я не должен переживать из-за этого. Это глупо».

«Не должен, — согласился Муан и, помолчав, добавил: — Ну что, теперь, когда я согласился, что ты действительно не должен этого чувствовать, ты перестал?»

Шен помолчал, а затем с возмущением посмотрел на него.

«Ты издеваешься?»

«Ты ведешь себя глупо не из-за того, что переживаешь, а потому, что не хочешь этого признавать».

Шен долго вглядывался в синие глаза, а затем вздохнул и мысленно произнес:

«Когда это ты стал таким разумным?»

Муан приблизился к нему и, пальцами дотронувшись до его руки, наклонился вперед и прошептал почти на ухо:

— Даже через сотню лет мы продолжим удивлять друг друга.

Шен ощутил волну мурашек, пронесшихся от шеи, где кожи коснулось горячее дыхание. Он чуть отклонился и посмотрел в наполненные теплом синие глаза.

— Это звучит как обещание. Очень… привлекательная перспектива.

Хмыкнув, Муан произнес, чуть усмехнувшись:

— Обещание, в реализации которого ты, конечно, будешь каждый день сомневаться.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя скованным обязательствами из-за данного слова. Если когда-то твое желание изменится…

Муан не дал ему договорить, прислонив к его губам свой палец. Только воинская сдержанность не дала ему заткнуть его поцелуем. Благо, на их перешептывания не обращали внимания. Ал с Левом и Сун Ло изучали письмена на дверях, часть команды просто отдыхала, а Ер тихонько точил конфеты из сумки старейшины пика Славы, которые успел вытянуть, пока тот нес его на спине.

«Вернемся к твоим эмоциям, пока мои не вышли из-под контроля», — отступив, сурово произнес мечник.

Шен протяжно выдохнул.

«Это… — он отвернулся. — Мне на самом деле трудно объяснить. Просто, прошу тебя, если меня будет заносить, скажи мне».

«Заносить?»

«Если тебе покажется, что я поступаю… неправильно», — Шен прикрыл глаза и вздохнул.

— Я просто устал, — вслух произнес он. — Посплю нормально — и все пройдет.

Муан смотрел на его профиль.

«Даже если я не пойму. Или, если ты думаешь, что я не способен понять. Все равно дай мне шанс».

Шен обернулся к нему и посмотрел немного растерянно. Он не думал, что Муана заденут его слова, даже в мыслях не было.

«Хорошо, — мысленно фыркнул он. — Если коротко: Ал ударил в слабую точку, в старую рану. Я думал, что все давно прошло и больше не вернется. Но из-за него… мне вновь пришлось вспомнить время, когда я делал вид, что не умираю с каждым вздохом. Это в прошлом. И сейчас все совсем по-другому. Поэтому это странно».

Муан внимательно вгляделся в его лицо.